Школа поискового отряда: где мальчишки становятся мужчинами

Вера Файзреева: «Сейчас в нашем отряде около 45 человек — на начало прошлого года было 35, но постоянно приходят новые. Я считаю всех, кто когда-либо к нам присоединялся, потому что те, кто побывал с нами хотя бы раз, обычно остаются с нами надолго — продолжают общаться, участвовать в жизни отряда. У нас сложилось даже своеобразное деление по опыту. Есть основная группа — действующие поисковики, а те, кто уже завершил учебу в колледже, но продолжает поддерживать связь с отрядом, переходят в другую категорию. Мы с теплотой называем их «бабаи» — хоть им всего 19-20 лет, но в нашем движении они уже считаются опытными ветеранами, прошедшими со мной не одну экспедицию».

- Вера Владимировна, расскажите, с чего началась в политехническом колледже история поискового отряда «Память»? Что стало тем решающим толчком?

- Как это неудивительно, но толчком стало искусство. В нашем Доме культуры выступала группа афганцев – сейчас даже не вспомню, из какого они были города. Мы после работы зашли на концерт – мне посоветовали, говорили, что программа очень сильная. И вот я слушала эти песни в исполнении ребят, прошедших Афганистан... Они пробудили во мне самые сокровенные чувства. В тот вечер вручали награды участникам локальных конфликтов, и со сцены прозвучала важная мысль: практически везде есть поисковые отряды, а в Мамадыше – нет.

Эта фраза буквально запала мне в душу. Я тогда работала заместителем директора Мамадышского политехнического колледжа по учебной работе. Пришла к нашему директору Николаю Николаевичу и говорю: «У нас в колледже столько прекрасных парней – почему бы у нас не создать поисковый отряд?» Он сначала удивился, ведь я была далека от этой темы. Но вопрос не давал мне покоя: раз есть мальчишки, значит, должен быть и отряд! Так и родилась эта идея.

- А в каком году это было?

- Это был 2012 год, самое его начало. После того концерта я не смогла просто уйти — подошла за кулисы к одному из выступавших – представителю сильного поискового отряда из Набережных Челнов. Спросила его: «А что это вообще такое — поисковый отряд?» Он мне вкратце объяснил суть: нужно ехать, работать в поле, искать... Вернувшись в колледж, мы сразу объявили на линейке о создании своего отряда. И знаете, я три дня ждала, что ко мне выстроится очередь из желающих. Думала — мальчишек будет много! Но прошло три дня, и никто не пришёл. А на четвертый зашли трое первокурсников — такие, знаете, ещё неуверенные, сомневающиеся. Они сказали: «А мы вот почему-то решили поехать». Именно эти ребята и стали основой, ядром всего поискового движения в нашем Мамадышском районе. Они всё начали. И мы поехали вчетвером — я и эти трое. Ехали, не зная толком куда, зачем и что нам предстоит делать. Когда отработали первую вахту... я думала, ребята больше ни за что не согласятся поехать снова. Был сплошной дождь, слякоть, приходилось копать в глине... Сложно очень. Своей экипировки у нас ещё не было — пользовались тем, что дадут. Начинали буквально с нуля.

И вот в последний день экспедиции я наблюдала, как опытные отряды, чтобы не везти инвентарь обратно в Татарстан, оставляют его на будущий год — у них был чёткий план, куда вернуться и что доделать. И в этот момент ко мне подходят мои мальчишки и спрашивают: «Вера Владимировна, а почему мы не оставляем наши вещи?» Это была самая большая награда для меня. Я не могла сдержать эмоций — вот тогда всё и началось по-настоящему.

- Даже сейчас, спустя годы, я вижу, как у Вас наворачиваются слёзы... Давайте всё-таки остановимся подробнее на вашей первой вахте. Прошло уже больше десяти лет, но помните ли свои самые первые раскопки? Какими были Ваши чувства, когда впервые прикоснулись к полю, хранящему следы вой­ны?

- (Глубоко вздыхает) Сначала это было на грани любопытства. Очень сильное, щемящее любопытство — а что же там, под землёй? Для чего мы здесь? Помню, как впервые взяли в руки щуп и пошли прощупывать землю... Мы тогда ещё не представляли всего, что нам предстоит пережить. Эти первые удары щупом мы даже начинали как-то весело, по-детски. Стучишь себе весь день по земле — тук-тук-тук... А когда впервые услышала, что есть зацеп — всё изменилось в один миг.

Вся эта весёлость куда-то ушла, появилась какая-то невероятная серьёзность. Ты понимаешь — вот он, рядом. Ты что-то нашёл, и сейчас предстоит это открыть, поднять... А что там — ты ещё не знаешь. Мы начали первый раскоп с таким азартом! Делали всё, как объясняли старшие товарищи: снимали землю послойно — сначала лопатами, потом сапёрными лопатками, потом ножами. Сделали так называемый «стол» — когда по периметру раскопа делают углубление, а в середине остается квадратное возвышение, которое и правда напоминает стол... И там мы увидели — подняли первую косточку, вторую... Оказалось, это была лошадь. Но какая! Боевая лошадь — у неё была пробита лопаточная кость. Если бы животное шло на питание, целились бы в его голову... А это — настоящая боевая единица армии. Мы решили, что она достойна того, чтобы не разбросать её кости, а предать земле со всем уважением. Так мы и поступили. И тогда, наверное, впервые заложили в себе главное правило: относиться ко всему с уважением. Кто бы тебе ни встретился — офицер Красной армии, солдат, или даже враг... Наше человеческое достоинство должно оставаться с нами всегда.

- А в те первые раскопки, кроме лошади, удалось найти что-то ещё?

-Да, спустя пару дней мы перешли на другую локацию — и там нашли останки бойцов. К тому моменту мы уже понимали, как правильно их поднимать, начали ориентироваться в этой работе. Даже термин «стол», который поначалу нас смутил — мы не могли представить, как сделать стол в раскопе, — стал понятен и привычен. И вот мы начали поднимать бойцов... Они находились в воронках — видимо, их сложили туда сразу после боёв. Бои были очень интенсивными — это была Ленинградская область, район Любани, 1942 год, январь. Тогда шли первые попытки снятия блокады Ленинграда. Понимаете, в тех условиях хоронить погибших как положено не было возможности — земля мёрзлая, похоронных команд не хватало... Поэтому их и укладывали прямо в воронки. Мы поднимали их...

- Получается, что все ребята в отряде — это студенты или выпускники вашего колледжа?

- Да, и что особенно ценно — мы сохраняем связь с выпускниками на долгие годы. Я знаю, где каждый из них сейчас работает, у кого родились дети. Мы с радостью встречаем каждого новорождённого и говорим: «Вот и наш поисковичок появился на свет!» Верим, что когда-нибудь они продолжат дело своих отцов. Мы никогда не зазываем ребят в отряд насильно. У нас в колледже добрая традиция: в начале учебного года все общественные объединения представляют свою деятельность. Мы показываем видео, рассказываем, кто мы и зачем этим занимаемся. И я уже много лет повторяю одни и те же слова: «Кто готов держать крепкое мужское слово, кто не побоится грязи и сырости, кто не струсит перед трудностями — приходите к нам». И они приходят! В этом году особенно много желающих — интерес к поисковому делу снова вырос. Во многом благодаря нашим второкурсникам — они стали настоящими наставниками для новичков: объясняют, какую форму покупать, помогают с организацией. Я специально делегирую им многие функции — у меня всегда есть «правая рука» среди студентов. Ребята лучше понимают друг друга, охотнее задают вопросы сверстникам. Перед экспедициями они сами собираются и делятся опытом: что брать с собой, каких ошибок избежать. Эта преемственность поколений, это живое общение — вот что делает наш отряд по-настоящему крепкой семьёй, где каждый чувствует свою ответственность за сохранение памяти о героях.

- Вы упомянули, что принимаете в отряд всех желающих, без исключений. Скажите, а что, на Ваш взгляд, сильнее всего меняется в молодых людях после их первой экспедиции? Можете привести пример самой разительной перемены в характере или мировоззрении ваших воспитанников?

- Вы знаете, мы действительно никому не отказываем. Со временем даже сложилась традиция: если студент трудный, гиперактивный, если с ним не могут справиться педагоги — направляют к нам. Приходили ребята, состоявшие на учёте, были и такие, кто злоупотреблял алкоголем. Я понимала, что мгновенно исправить человека невозможно, но брала их в экспедицию.

- Значит, Вам действительно удавалось перевоспитывать трудных подростков?

- Удавалось, и в основе всего — доверие, мальчишек нельзя обманывать. Доверяла им даже деньги на питание, объясняя: «Если купите яблоки вместо мяса — три дня будете голодные». И они относились к этому ответственно. Ни разу никто ничего не присвоил.

Тот молодой человек, о котором я рассказывала... Сейчас он не пьёт вообще. Купил дом, устроился на хорошую работу. И я невероятно рада за него. Вот так поисковый отряд становится не просто местом, где ищут останки солдат, а настоящей школой жизни, где ребята учатся ответственности, честности и уважению к истории.

- Работа поисковика — это не только торжественные моменты находок, но и тяжёлый физический труд, и психологическое напряжение. С какими главными трудностями, включая бытовые, сталкиваются новички и как Вы помогаете им с этим справляться?

- Главная трудность — это, конечно, погодные условия. Особенно в Ленинградской и Новгородской областях, где погода меняется резко и непредсказуемо: сегодня дождь, завтра снег, редко выпадают солнечные дни. Первое, чему мы учим новичков — правильно одеваться и быть готовым к любым условиям. Объясняем: если ты пошёл на раскоп без шапки или в неподходящей обуви — замёрзнешь, начнёшь дрожать, и весь отряд будет вынужден вернуться в лагерь, потеряв целый день работы. А расстояния до мест раскопок бывают по 15 километров — это серьёзно. Поэтому с первых дней прививаем дисциплину и ответственность за себя и товарищей: иметь запасные носки, правильно подбирать одежду, готовить лапник для комфортного сна в палатке. Если поленился — ночь на болотных кочках станет суровым уроком. Но на следующий день парень уже сам берёт в руки топор, учится работать, обустраивает свой быт — и спит уже в тепле и комфорте.

Важно и умение организовать быт: готовить на костре, поддерживать лагерь. Бывало, каша пригорала, но ребята быстро учились на ошибках — подсказывали друг другу, как лучше, помогали. Так, через преодоление бытовых трудностей они закаляют характер, учатся взаимовыручке и понимают настоящую ценность товарищества. Это и есть та школа жизни, которая воспитывает не просто поисковиков, а настоящих патриотов, готовых к любым испытаниям ради великой цели — возвращения имён героев.

- Бывало ли так, что какая-то личная вещь бойца — медальон, письмо, ложка с инициалами оставалась в Вашей памяти на годы, и Вы продолжали искать информацию о его судьбе уже после экспедиции?

- Да, и особенно запомнилась история с медалью «За боевые заслуги». Её нашли в карьере у деревни Грахань и принесли нам. Удивительно, но нам удалось всего за шесть часов установить владельца! Мы связались с казанскими поисковиками, а у них как раз представитель работал в Подольском архиве. Он оперативно проверил данные — и мы узнали, что медаль принадлежала уроженцу Мамадышского района по фамилии Бахарев. Но вот парадокс — хотя мы установили имя героя, найти его родственников не можем до сих пор.

Эта медаль до сих пор хранится у меня — как напоминание о солдате, который ждёт возвращения домой. И мы не теряем надежды, что когда-нибудь родные Бахарева откликнутся. Ведь память о героях должна быть живой.

- Как Вы думаете, почему современным подросткам, живущим в цифровом мире, оказывается близка и важна эта окопная правда войны? Что они находят в земле, чего не могут дать им учебники и фильмы?

- Знаете, в каждом мальчишке живёт врождённое мужское начало — интерес к истории, к снарядам, к раскопкам. Но дело не только в этом. Наши экспедиции дают им то, чего часто не хватает в современной жизни — настоящее мужское воспитание. Когда вечером у костра собираются мужчины — опытные поисковики, ветераны — и начинают говорить с ребятами начистоту, без сюсюканья, объясняя, что значит честь, долг и взаимовыручка — это переворачивает их мировоззрение. Они слышат то, о чём дома часто молчат: «Никогда не сдавайся, стой до конца. Один раз дрогнешь — можешь не справиться». Это суровая, но необходимая правда жизни. Особенно важно это для ребят из неполных семей, где воспитанием занимаются в основном женщины. В школе — женщины, дома — мама... А здесь, в экспедиции, они впервые видят настоящую мужскую солидарность, учатся ответственности и стойкости.

Вот что даёт им поиск — не сухую теорию из учебников, а живую школу жизни. Они возвращаются другими — повзрослевшими, осознавшими цену мужества и важность памяти. И это, пожалуй, главное, что мы можем передать новому поколению.

- Вера Владимировна, скажите несколько слов о связи поискового движения со специальной военной операцией. Есть ли среди Ваших воспитанников те, кто сейчас защищает Родину?

- Когда началась специальная военная операция, мои ребята откликнулись одними из первых. Трое сразу изъявили желание поехать добровольцами, хотя не подлежали мобилизации. Вадим Кузнецов, служивший в Росгвардии, мог остаться — был вдвое моложе сослуживцев, но принял твёрдое решение. Полгода его не было, за это время родился сын... Вернулся — ребёнку уже месяц. Но он ни о чём не жалеет. Райнур Файзрахманов — успешный, состоявшийся человек, построил дом, вырастил сына. Ушёл не ради денег, а по зову сердца. Говорил: "Я же служил, я представляю, как там". К сожалению, с августа 2024 года он числится пропавшим без вести... Но мы всё ещё надеемся на чудо. Особенно хочу рассказать об Игоре Белобородове. Поисковый отряд перевернул его жизнь. После службы в десантных войсках подписал контракт и ушёл на СВО, где получил тяжёлое ранение. Врачи не верили, что он сможет даже сидеть, но он не сдался. Сначала коляска, потом первые шаги... Сейчас проходит реабилитацию и уже планирует поехать с нами в следующую экспедицию — пусть и в коляске. Его оптимизм заряжает всех! Есть и другие ребята, которые нашли свой путь помочь Родине. Когда видишь, как твои воспитанники, не задумываясь, встают на защиту страны, понимаешь — всё это не зря.

- Вера Владимировна, если бы была возможность обратиться к тому бойцу, чьи останки поднимете в следующей экспедиции, что бы Вы ему сказали?

- Я бы сказала ему самое главное: «Мы победили. Выстояли и победили. Ваша жертва, ваш подвиг — не напрасны». Они шли в бой в 42-43-м, когда до Победы было ещё так далеко, но верили в неё всем сердцем. А ещё я бы добавила, что пришли их ровесники — сегодняшние мальчишки и девчонки, которые помнят и чтут их подвиг. Что есть те, для кого память о них  священна.

- А сталкивались ли Вы с ситуациями, когда современники, ныне живущие потомки, отказываются принимать останки своих предков?

- (Вздыхая) К сожалению, да. И это наша общая боль. В последние годы участились случаи, когда люди до 30 лет, а это уже правнуки, говорят: «Нам неинтересно. Хороните, где хотите». Представить невозможно – мы ищем бойца месяцами, радуемся, что вернём его домой, а в ответ – равнодушие... Были случаи, когда не разрешали захоронить бойца рядом с матерью – бюрократические препоны. Поисковики через суды пробивались, на свои деньги юристов нанимали. А потом родственники отказывали в захоронении, не принимали останки близкого человека.

Страшнее всего – это человеческое равнодушие. Именно поэтому наша работа так важна – пока мы помним, пока мы ищем, они не просто без вести пропавшие. Они – герои, отдавшие жизнь за наше будущее. И мы обязаны это будущее сделать достойным их подвига!