Мамадышская жительница в Новый год вспоминает улицу своего детства

Стоит мне закрыть глаза, и я отчетливо и ясно вижу, будто это было недавно и не проходило многих лет, отделяющих меня от того, что так близко и дорого сердцу.

Вспоминаю, и светлое, радостное, щемящее чувство, которое так трудно объяснить и высказать словами, растет и ширится в душе. Именно оно и называется чувством Родины. Я понимаю, что я люблю, бесконечно люблю этот уголок и, пока живу, буду сотни и тысячи раз возвращаться в мыслях к нему, ко всему, что с ним связано. Особенно сейчас, когда он изменился до неузнаваемости.

Наша улица находилась на окраине города. По рассказам родителей, она появилась, когда здесь остановилась ремонтная станция. Вначале рабочие жили в палатках, питались в полевой кухне. Затем построили здание - под общежитие и целую улицу для своих рабочих. Двухквартирные дома выстроились по обе стороны улицы. Детский садик, детские ясли и столовая тоже были предусмотрены. За домами стояли деревянные сараи, дровяники. Даже выложили баню. Еще стояли два туалета. А на самой улице - деревянные ящики под мусор, их тоже два. Все здесь было для полноценной жизни того времени: улица, покрытая зеленой травой, семь одинаковых домов плюс три отличающихся от остальных. Почему-то ни детского сада, ни детских яслей не открыли. В этих домах тоже проживали рабочие МТС. А идея была очень правильная. Перед каждым домом в палисадниках желтела акация со сладким ароматом во время цветения. И стояли березы - стройные, кудрявые. Между домами заборов не было. Нас от соседей до середины лета отделял ручеек - талая вода стекала с полей.

За нашей улицей стояли ворота, через которые люди выезжали на картофельные поля. Купаться, собирать ягоды, грибы детвора бегала к речке Беркас. Весной там было такое сильное течение, что иногда мы не успевали за нашими палочками-лодочками, которые пускали, играя у речки в кораблики. Летом взрослые делали запруду. На берегу суслики устраивали свои норки, и их было много. Местность - овражная, склоны всегда покрыты густым бархатом зеленой травы, украшенной полевыми цветами. Чуть дальше начиналась чаща, темной стеной закрывая нам дорогу. Но мальчики доходили и до Святой чаши. Брат рассказывал, что там - очень красивое место, есть домик небольшой, бежит ключ.

На Вятку родители не разрешали ходить без взрослых. На улице жили девочки- старшеклассницы, которые брали опекунство над нами. И мы гуськом за ними, босиком, бежали купаться на реку. Девочки были ответственными, очень внимательно следили за нами, учили плавать.

Недалеко от нашей улицы стояла старая кузница, где в годы Великой Отечественной войны работал мой дед. В годы Гражданской войны он воевал у Чапаева. А во времена Великой Отечественной на фронт его не отпустили, так как кузнецы нужны были в тылу. Жил дед в деревне и каждый день проходил на работу 10 километров утром и столько же - вечером. Может быть, поэтому и дожил мой дедушка до 90 лет. Детвора бегала смотреть на кузнечное старинное оборудование. Печь и наковальня сохранялись еще долго. А рядом находился какой-то склад. Для малышей это было что-то таинственное - считалось, что там до сих пор прячутся фашисты.

Когда-то мой сынишка третьеклассник сказал мне: «Мама, ты не городская, ты же в Заошме родилась». Да, наша местность так и называлась. Письма приходили на адрес «Заошма». Именно в мои школьные годы начали давать имена улицам. Появилась улица Горького, Заводская. Новозаводская и т.д. Нашу красавицу назвали Ремонтная. Дома пронумеровали, а квартиры тоже посчитали по порядку, то есть получилось: дом 8, квартира 11, хотя в доме было только две квартиры. Затем через год-два решили назвать нашу улицу Моторная. Машин тогда и не было. Один усатый дядя Федя ездил на полуторке РТС (уже не МТС). А позднее сосед, дядя Иван, устроился в РайПо. Он стал заезжать, и был для всей улицы «скорой помощью». Поехать в больницу, в Казань - дядя Иван выручал всегда. Вот и весь транспорт, который редко появлялся на нашей улице.

По сути все мы жили одной семьей. Одним двором. Мальчишек моего возраста было больше и, если кто-то из соседей начинал наводить прическу своим детям, то собирались все остальные в этом дворе. Бесплатная парикмахерская. Уроки тоже учили вместе. Выходил на крылечко, крикнул по имени, свистнул, спросил, какой ответ получился у задачки.

Зимой, куда ни посмотришь, белым-бело. А какие сугробы наметала нам зима! Иной раз приходилось прокладывать дорогу через заборы или делать тоннели. Все это для нас, детей, было сказочно и красиво. Каждую зиму по улице проходил караван лошадей. Сено везли с другого берега реки Вятки. Косили на лугах летом, скирдовали, а когда лед становился крепким, то вывозили его по колхозам. Огромные скирды сена свисали с саней, и на улице оставался такой мягкий, пушистый след. Снег, мороз и большие сугробы были подарком для детей перед Новым годом.

Мальчишки всю зиму гоняли хоккей на Вятке. Приходили домой заледенелые. Только носики оставались теплыми, все остальное покрывалось инеем. Девчонки катались на санках, все вместе ходили на лыжах. Но никто из нас в детстве и не болел. Даже витаминчики детская участковая медсестра раздавала нам прямо на улице. Она знала по именам всех своих подопечных.

В нашем доме было традицией под каждый Новый год ставить елку. Этим занимался старший брат. И это было обязательно. Приходила к нам елка (нас, младших, двое - я и еще брат) настоящая, из леса. Наряжали ее ночью, пока мы спали. Конечно же, под елкой были спрятаны подарки. Игрушки - самодельные, также там висели конфеты. А соседка, тетя Зоя, каждый год покупала нам настоящие елочные игрушки. Она и сама была очень красивой женщиной, а ее подарки были просто счастьем для нас.

Наступала весна. Все таяло и ходить приходилось по снежной каше. Это не было трудностью, мы были счастливы, что скоро тепло, скоро лето, каникулы. Понятия демисезонная одежда у нас не было - только валенки и резиновые сапоги. Когда же делались «обманы», то есть ямочки копались под снегом и припорашивались снежком, чтобы другой, кто идет следом за тобой - провалился, никто и думать не мог, что промокнут у него ноги, были уже в это время года все в резиновых сапожках, а не в ботиночках . Их для нас просто не существовало. Игры находились сами собой, проблем в этом не было. Курточек, плащей тоже не было - зимняя шубка и летнее платье. Когда кое-где уже оттаивал снег, и мы отправлялись за подснежниками. Мы находили их на черных островках пригретой солнечными лучами земли, нежно-фиолетовые, кремовые, белые с хрупкими, чуть опушенными лепестками и стеблем. Мы бережно срывали их, боясь поранить беззащитных первенцев весны. Наша уличная собака Лайка бегала за нами следом.

За продуктами в магазин ходили в поселок, что чуть выше нашей улицы, за нефтебазой он и начинался, назывался Рабочий. Весной, чтобы до него добраться, нужно было по забору осторожненько пройти метров 100-150 (это - детям, у взрослых сапоги повыше). И вот однажды я не рассчитала свои силы и упала в воду в своей зимней шубке. Наши старшие девочки тут же пришли мне на помощь. Завели в ближайший двор, развели костер, обсушили меня и только тогда отправили домой. Все знали, что одежду надо беречь, болеть не надо. А маму расстраивать нельзя. Эти девчонки и в дальнейшей своей жизни оставались ответственными людьми. Несмотря на разный выбор профессий (Вера стала учителем, Люся -фармацевтом, Рая - бухгалтером… ) это были активные, честные, добросовестные труженицы на своем поприще.

Шли годы. Жизнь налаживалась. Начали строить заборы, многие развели сады, построили свои бани. А красота той улицы - зеленой, пахнущей акацией, с домами без замков (их вешали только для того, чтобы знали, что тебя нет дома, без ключа), с ватагой детворы запомнилась на всю жизнь. Мы просто дружили, всегда были вместе. Но пришло время покинуть свой любимый уголок. Такого нигде больше нет, он - только там, в далеком краю моего детства.

Роза Шафеева.

Г. Мамадыш.